Я помечен войной. Может быть – чересчур.
Храбрецов жизнь нечасто ласкает.
Я питомец Беноя, зовусь – Байсангур*.
Это имя в горах каждый знает.
Нет, бахвалиться я не приучен отцом,
Не приемлю ни ложь, ни измену.
Твердо знаю одно – лучше быть мёртвым львом,
Чем живой и трусливой гиеной.
Нет руки, нет ноги и один только глаз…
Разве боль остановит джигита?
Если с нами Аллах, а за нами Кавказ,
То дорога в бессмертье открыта.
Под рукою кинжал, не изменит ружьё
И с конем управляюсь неплохо.
Я к чужому не рвался, однако своё
Защищал до последнего вздоха.
Жизнь меняет людские устои – как быть?
Представленье о чести дробится.
Кто-то думает: «Может, чуть-чуть уступить,
Может быть, кое-чем поступиться?»
Только я малодушье прощать не могу,
Не к лицу колебание воину.
Ах, имам, почему же ты сдался врагу,
Отчего смерть не принял достойно?**…
Нашу летопись кровью привыкли писать
Всевозможных мастей царедворцы.
Кто даёт право им беспрестанно решать
Быть какими обязаны горцы?!
В бой, друзья! Если - смерть, то уж лучше - в борьбе!
Мы недаром земли своей дети.
Пусть изрублен я сам, но на верной гурде
Места нет для заветных отметин***.
Эй, джигиты, смелей, мы не стадо овец,
Горцы мы, так пребудем орлами!
Если в наших стволах пламя наших сердец,
Кто посмеет назвать нас рабами?!
Даже взятого в плен не стреножить меня,
Я не стану трофейной добычей.
Снежный барс не свернется в клубок у огня,
Для хозяина сладко мурлыча…